Путешествие за край Земли
Корреспондент «БДГ» принял участие в третьей белорусской арктической экспедиции

Андрей АЛЕКСАНДРОВИЧ

«Белорусская Деловая Газета»

г. Минск, республика Беларусь

Белорусы в очередной раз покорили Север. В апреле — мае на полуострове Ямал и в акватории Карского моря проходила третья белорусская арктическая экспедиция, участником которой был корреспондент «БДГ». Но, как бы ни было хорошо в снегах Заполярья, теперь это уже только в прошлом. Члены экспедиции вернулись к теплым домашним очагам. А теперь о том, как наши покоряли Север.

Гонка на выживание

Когда Вася получил башмаком — горным вибрамом 46-го размера — по пятой точке опоры, он возмутился: почему так слабо треснули? Можно, конечно, было бы треснуть и сильнее, тем более что пендель традиционно завершал ритуал посвящения в «полярные волки». Такой титул с давних времен присваивается с сопутствующим пенделем всем, кто ходит в путешествия за Полярный круг. Но то ли Васю было жалко, то ли бивших смущало, что он в прошлом член белорусской сборной по тэквондо, но удар был действительно слабоват. «Посвященный» Василий лишь поприкалывался над перенесенной экзекуцией, как и над рассказанными ему «страшилками» о предстоящих суровых арктических буднях. Правда, уже через несколько дней он не прикалывался. Утомленный бессонными ночами и холодом Вася, кинув на снег полиуретановый коврик, брякнулся посреди тундры и тут же захрапел. И ни 20-градусный мороз, ни заметавшая поземка не могли нарушить этот крепкий сон. Глядя на лежавшее посреди сугробов тело товарища, мне хотелось прикрепить на него памятку: «Граждане, помните: путешествия в Арктику — это не увлекательная прогулка, а тяжелая пахота!»

Арктику в художественной литературе именуют по-разному: и белым безмолвием, и царством Снежной королевы, и макушкой Земли. Но насколько подходят этому «незагаженному» географическими точками на картах мира пространству все вышеперечисленные эпитеты, можно понять, лишь на собственной шкуре почувствовав, что такое Арктика. Здесь совсем другой мир. Он такой же девственно чистый, как и миллионы лет назад, не измененный и не собирающийся меняться из-за прихоти людей, в то же время грозный и суровый, напоминающий, что все бренно, а он вечен. Здесь, видя, как океан с воем швыряет одну на другую тысячетонные льдины, а небеса вбивают с ураганной скоростью в землю мириады снежинок, чувствуешь себя пылинкой, самовлюбленной букашкой, возомнившей, что род человеческий может противостоять природе. И в то же время понимаешь, что именно человек в этой природе — самое живучее и неприхотливоесущество.

Нынешняя экспедиция белорусов за Полярный круг, организованная Белорусским экспедиционным фондом «Арктика и Антарктика», по сути, была испытательным выходом. В ее цели и задачи входили испытания новых образцов наших пневматических вездеходов в тундре, а также во льдах и ледовых торосах арктических морей. Именно на такой технике в следующем году фонд планирует осуществить первое в мировой истории покорение Северного полюса на наземных автотранспортных средствах. Поэтому нынешняя экспедиция отличалась одной очень существенной деталью: поход по Арктике должен был пройти с максимальными нагрузками для техники, а значит, и для людей, чтобы в перспективе не «обжечься» на какой-нибудь недоработке или ошибке. В результате чего-чего, а максимальных нагрузок было в избытке, тем более что в этот раз распределение сил и средств было оптимальным — на трех вездеходах в путь вышли всего три белоруса: президент фонда «Арктика и Антарктика», создатель данной техники Виталий Мазуркевич, один из немногих белорусов, покоривших Южный полюс, и дважды проехавший на своих машинах от Ямала до Берингова пролива; инженер Василий Мытько, впервые попавший на Север за счет, кстати, своего медового месяца, и соответственно ваш покорный слуга. Экспедицию было решено проводить по маршруту: Лабытнанги — Салехард — пос. Яр-Сале — пос.Новый Порт — пос.Мыс Каменный — пос. Сеяха — льды Карского моря. То есть более тысячи километров по тундре полуострова Ямал, что в переводе с ненецкого означает «край Земли», и по льдам Обской губы. Для непосвященных поясню, что в Заполярье дорог в принципе не существует. Есть «зимники» — колеи от ранее прошедших гусеничных вездеходов, ведущие от поселка к поселку, которые постоянно засыпает пургой. Эти «зимники» прокладываются местными жителями — ненцами или коми, которые каким-то образом ориентируются в тундре и могут безошибочно довести от одного «очага» цивилизации к другому. Мы также взяли на борт нескольких проводников и отправились в путь.

Надо признаться, что наше путешествие напоминало гонку. Едешь сутки напролет, не смыкая глаз. На коротких остановках перекусишь каких-нибудь орешков, и дальше в путь. Иногда едешь и видишь, как за окном проплывают фонарные столбы, неоновые вывески, высятся многоэтажные дома, впереди мелькают «габариты» машин. «Габариты» начинают приближаться — жму на тормоз. Выйдя из вездеходов, все водители обмениваются впечатлениями от испытанных «глюков». Кругом безмолвная мгла тундры и льдов Обской губы. На сотни километров вокруг, кроме нас, нет ни единой живой души. Однако ощущение езды по городу преследует всех, и, черт его знает, с чем это связано. Однажды я так ехал по «городу», и у моего вездехода отвалилось колесо. Выяснилось, что некоторым «хорошим» водителям колеса мешают. Виталий объяснил, что я не выставил на машине «развал-схождение». Кроме того, что о «развале-схождении» я знаю лишь по аналогичным вывескам на мастерских автосервиса, в свое оправдание мне сказать было нечего. Поэтому далее в путь отправились два шестиколесных и один пятиколесный вездеходы.

Самый лучший северный народ

В принципе, как оказалось, количество колес у твоей машины на объективность восприятия окружающей действительности не влияет. Объективно даже в мае в Арктике холодрыга около -20 градусов по Цельсию, а окружающая всепоглощающая белизна, особенно в начавшийся полярный день, сильно утомляет. Сутками крутишь баранку и едешь куда-то в белое молоко. Лишь в поселках встречаются новые люди, традиционно поражающие своим радушием и гостеприимством. Однако, безусловно, для нас самые лучшие люди, обитающие в редких северных поселках, — это белорусы. На своем пути мы встретили много земляков, уехавших в советские времена по комсомольским путевкам на Крайний Север. Все они помнят и любят родину. И считают, что белорус должен жить в Беларуси. Но если жить на родине можно, то работать за предлагаемые у нас копейки, по мнению северян, нельзя. Белорусы на Севере — это в большинстве своем высококвалифицированные специалисты, чей труд оценивается ежемесячно приблизительно в 1 тысячу долларов. Все они периодически бывают на родной земле и, узнав, что на белорусских предприятиях за работу их ждет вознаграждение в 100 долларов, вновь уезжают на Север. С северными деньгами в Беларуси они чувствуют себя людьми. К этому чувству северные земляки давно уже привыкли и отказываться от него не собираются.

Въехав в поселок Мыс Каменный, мы очутились на его главной улице — Минской. Оказывается, «мыс» в свое время строили именно минчане. Здесь когда-то располагался аэродром подлета для стратегической авиации, а создание таких объектов обычно поручалось людям идейно-грамотным и особо неразговорчивым, каковыми были наши земляки. Они и сейчас живут в поселке. Гуляя по ул. Минской, мы заглянули на расположенную здесь заставу арктического погранотряда. Во-первых, надо было отметиться при пересечении незримой арктической госграницы, а во-вторых, шлепнуть себе штампик-«нечапайку» для встречи на обратном пути с салехардскими милиционерами, которые на все наши заявления о союзном государстве говорят, что белорусы в России такие же иностранцы, как жители Буркина-Фасо, так как ни в Административном, ни в Уголовном кодексах РФ фантомного термина «союзное государство» просто не существует. Пограничники нашему приезду очень обрадовались. Оказалось, что начальник арктического погранотряда и замначальника заставы по боевой подготовке — белорусы. Нас пригласили в баньку, где обнаружился еще один земляк — начальник вахты авиадиспетчеров на местном аэродроме. Соответственно был устроен «фуршет». Это была первая из многих подобных встреч с земляками. Стоит отметить, что, чем дальше от дома, тем понятие «земляк» становится гораздо существеннее и глобальнее, нежели где-то рядом с родиной. «Своим надо помогать» — этот принцип является главенствующим в отношениях между белорусами Севера. Видимо, поэтому наших соотечественников в этих краях ценят и уважают.

К примеру, директор самой северной школы России, расположенной в поселке Сеяха, в прошлом житель Солигорска Михаил Романов — один из самых уважаемых людей на северном Ямале. Его учебное заведение в прошлом году стало лауреатом конкурса «Лучшая школа России», а сам Михаил Михайлович представлен к званию «Заслуженный учитель Российской Федерации». Сеяхинская школа, по большому счету, детище Романова, так как строилась при его непосредственном участии. В учебном заведении, некогда гордо именовавшемся «Красный чум», учатся 500 детей, около 300 из которых — дети кочевников-оленеводов. В школе действует телестудия, еженедельно вещающая на поселок, а также установлено около 60 компьютеров, большинство из них — Pentium IV, посредством которых маленькие оленеводы приобщаются к самым современным информационным технологиям. Учителя здесь также не бедствуют, имея зарплату около 400 «баксов», а потому детишки получают вполне нормальные знания. Узнали дети и о нашей экспедиции, так как Михаил Михайлович решил показать мне школу непосредственно во время уроков, заводя в каждый класс. В результате все сеяхинские школяры затем не давали мне в поселке прохода, и я не знал, куда деться от их пристального внимания.

Кстати, Михаил Романов, как, впрочем, и все встреченные нами «арктические» белорусы, мечтает вернуться в Беларусь, где уже прикуплены дома и квартиры. Но возвращение земляков на родину свершится не раньше, чем они выйдут на пенсию. Ведь пенсия у нас им будет выплачиваться тоже «северная».

О ненцах и оленях

«Я вот как думаю. Если у нас на Севере солнце крутится в небе по часовой стрелке, то в Южном полушарии оно должно крутиться против часовой. Правильно?» — то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес пожилой ненец Миша. «Правильно, — спокойно сказал Виталик. — А еще в Южном полушарии юшка воды в раковине в другую сторону закручивается». «Неужто? — задумчиво ответствовал тундровик. — Хотя все верно, так оно и должно быть, Земля ведь вертится. Интересно. Я вообще люблю думать, анализировать. Сейчас вот хочу тарелку «НТВ-плюс» купить, чтоб пища для ума была. Поставлю ее на чум, возле чума свой «хондовский» генератор врублю и буду телевизор смотреть. А то видак уже надоел. Да и деньги надо куда-то тратить. У меня в тамбейской тундре стадо в 600 оленей приносит чистой прибыли 10 тысяч долларов в год. Могу же я себе «тарелку» купить?»

Слушая эту непринужденную беседу ненецкого оленевода и своего земляка в тесной избушке на берегу Обской губы, я вяло калькулировал жизнь тундровика и непроизвольно задумывался: кто же все-таки здесь представитель униженного и обездоленного «малого народа Севера»? Ямальские ненцы живут вполне сносно и финансово обеспечены, хотя и меряют жизнь несколько иными категориями, чем мы. В снежной и промозглой тундре, где, как шутят, 12 месяцев — зима, а все остальное — лето, им уютно и привольно при условии, что уютно и привольно оленям. Олень для ненца — это и стенки теплого чума, и материал для красивой и удобной одежды, и тяговая сила, и ездовая упряжка, и, наконец, вкусная и полезная пища. Любопытно, что стадных оленей даже не убивают, а удушают методом затягивания петли на шее. Далее следует целый ритуал разделывания туши, при котором ненцы, как и сотни лет назад, пьют теплую оленью кровь и едят сырое оленье сердце. И это не какой-нибудь языческий обряд, а естественная необходимость. Именно потребляя сырые мясные продукты, северные люди компенсируют ту нехватку витаминов в собственных организмах, от которых у «цивилизованных» граждан случаются цинга, парадантоз и прочие авитаминозные болячки. Так что олени — это еще и целители. Хотя есть такие рогатые твари, которых вообще не едят: домашние, или, как их называют, «хлебные» олени. Они уже не стадные, а по-настоящему домашние животные. Ими становятся оленята, оставшиеся в слишком юном возрасте без мам. Малышей забирают в чум, кормят хлебушком, и в результате олененок превращается в подобие собачки, которая неотступно следует за хозяевами. Домашних оленей не то что убивать, даже ударить нельзя — считается, беда придет в чум. При этом совершенно другое отношение к диким оленям. Их отстреливают, и чем больше, тем лучше. Дело в том, что «дикарь» из-за самостоятельного выбора пастбищ «рогатее», толще и красивее, а потому при приближении к стаду уводит обычно за собой 5–6 самочек. Этого оленеводы терпеть не желают, а потому пытаются гасить все флирты в зародыше. Однако «декабристки» среди олених все же находятся.

Любопытно, что с развалом социалистической колхозной системы на Крайнем Севере поголовье государственных оленей резко стало сокращаться, а частных — возрастать. Но причина этого кроется даже не в расхожем стереотипе, что в колхозах работают лентяи, а все частники — трудоголики. Ведь большинство оленеводов-индивидуалов параллельно пасут и государственные стада, чтобы получать довольно высокую, по нашим меркам, государственную зарплату на себя и «чумработницу» (читай, жену).

Однако после распада СССР на колхозно-совхозные стада посыпались напасти. Волки грызут только государственных оленей, от стада отбиваются тоже в основном лишь они. Да и бесплодие, голод и холод затрагивают лишь этих созданий. Поэтому быть государственным, даже оленем, не выгодно.

Деньги- «дребеденьги»

Как ни крути, а основной стимул жизни людей на Крайнем Севере — это деньги. Исчезнут деньги — исчезнут и люди. На сегодняшний день практически весь российский Север опустел, за исключением Ямала, Якутии и Чукотки. На Ямале есть финансы благодаря богатейшим залежам газа, в Якутии и Чукотке — благодаря алмазам и золоту. Причем понятие «деньги» здесь существенно отличается от соответствующего понятия в Беларуси. У меня создалось впечатление, что за 100–200 долларов на Ямале никто даже не пошевелится. Средний месячный доход здешних трудящихся исчисляется суммами около 1 тыс. долларов и выше. Причем деньги, которых на полуострове много, зарабатываются, как правило, внаглую, с чистым сердцем и добродушной улыбкой. В Лабытнанги мы прибыли поездом, и там же пришлось разгружать вагон со своими вездеходами. Участок железнодорожного пути, ведущий к товарной рампе, взяла в аренду фирма, по слухам, принадлежащая племяннику начальника станции Лабытнанги. В результате разгрузка любого вагона стоит 160 долларов. Учитывая, что товарный перрон на станции один и других никто строить не собирается, фирма племянника делает деньги из воздуха. Ведь железнодорожный транспорт, по сути, единственная коммуникация, связывающая Ямал с «большой землей». Автомобильные дороги до Ямала не доходят, самолеты — удовольствие слишком дорогое, корабли могут доставлять грузы только в навигацию — 2–3 месяца в году, поэтому, как ни крути, а платить фирме деньги за пользование рампой приходится.

Совсем другой вид коммерции приобретают отношения оленеводов и «друзей оленеводов». В тундре килограмм оленьих рогов, перерабатываемых в дальнейшем на медицинские нужды, стоит 50 рублей. В Салехарде — 50 долларов. Неокостенелые молодые рога оленя (панты), из которых создается лекарство пантокрин, обычно покупаются у оленеводов по 10–20 долларов за 1 кг, тогда как у салехардских дилеров их стоимость — 350 долларов. Красивые у «друзей оленеводов» доходы? Но это — весьма честная коммерция. Как говорят в тундре, походи по рынку, купишь дешевле.

Есть и вообще интересный бизнес. Ни для кого не секрет, что Ямал «стоит» на газе. Где ни пробуришь дырку — везде газ, а точнее, газоконденсат (газ с примесями нефти и других полезных добавок). Рядом с каждой буровой стоят танки, наполненные газоконденсатом, чем весьма успешно пользуются местные жители. Зачем покупать бензин или солярку, если есть свое «подземное» топливо? В результате геологи торгуют полезными ископаемыми направо и налево. Благо механизма количественного учета этих полезных ископаемых пока никто не придумал. А местные жители катаются на «подножном» топливе, заливая для запуска двигателей бензин исключительно в карбюратор. Правда, потом они обычно гневно возмущаются, когда снегоход «Хонда» после двух-трех месяцев эксплуатации становится колом, тогда как российский «Буран» умудряется отслужить целый год. Однако вследствие нехватки механиков и обилия денег ремонтом снегоходов люди себя обычно не утруждают, а покупают новую технику.

Но даже «льготная» продажа полезных ископаемых не идет в сравнение по наглости с аферами некоторых проходимцев. Издавна известно, что бич Севера — это пьянство. Народ здесь действительно употребляет частенько и в основном не для «сугреву», а из-за нехватки, как говорится, культурного досуга. И вот в один прекрасный день в поселок Сеяха прилетает «народный целитель», назовем его Парамон, который во всеуслышание объявляет, что кодирует от алкогольной зависимости. Дамы на третьем небе от счастья и буквально за шкирки затаскивают суженых к «наркологу», который всего за 100 «баксов» кодирует мужиков, обещая, что полный отказ от спиртного у них наступит не сразу, а через несколько дней. «Полечив» подобным образом человек двести, а это — почти половина мужского населения поселка, Парамон уезжает, а грустные северяне поднимают стаканы на посошок. Подъем стаканов продолжается неделю, две, три, и жены с ужасом осознают, что их надули. По следам «нарколога» снаряжается погоня, которая возвращается с вестью, что «целитель», бывший экскаваторщик из Надыма, скрылся в неизвестном направлении.

Финиши и старты

Любое нормальное путешествие сопряжено с массой новых впечатлений, особенно если это путешествие экстремальное. Делиться этими впечатлениями можно долго и неустанно, однако стоит сказать и о результатах похода. Надо отметить, в нынешней экспедиции техника не подкачала, тем более что в Мысе Каменном мое «сбежавшее» колесо было заварено и остаток маршрута я проехал на шестиколесной машине. Конечно, Виталий с Васей найдут, что еще довести до ума, тем более что теперь у них родилась идея сделать четырехколесный снежный мотоцикл. Но главное — новая белорусская техника испытана и обкатана, а потому на полюс на ней идти можно.

Вообще, в Беларуси подобным вездеходно-полярным экстримом занимаются два фонда — фонд «Арктика и Антарктика» и фонд «Полюс». Раньше под эгидой «Полюса» путешествия проходили вместе с россиянами. Причем всегда использовалась техника белорусских конструкторов и белорусского производства. Но если у нас говорилось о белорусско-российском сотрудничестве, то россияне о белорусах после походов почему-то забывали, говоря «наши вездеходы» и «наши путешествия». Впоследствии в «околополярных» кругах речь пошла вообще о собственно российской технике, хотя в Минск из Москвы постоянно шли предложения о создании СП по принципу «идеи ваши — деньги наши». Но у нас быстро поняли, о каком технологическом «кидалове» идет речь, а потому от подобных проектов отказались. Теперь ни о каких «союзных» походах даже речи не идет. Обожглись — и хватит. Поэтому, как утверждают в Арктике, на сегодняшний день по-прежнему самые лучшие, простые и дешевые снежные вездеходы изобретают и делают, как это ни парадоксально, именно белорусы.

 

НАЗАД